Иногда я подшучивала над его фейсбучным именем.
Он звонил, и я отвечала:
— О, привет, Некто.
Он смеялся.
Очередной разговор по телефону, очередное обещание приехать в гости: вот чуть-чуть разгребу с работой и тогда….
И вот я узнала, что он умер.
Не могу поверить, что уже никогда…
Мы познакомились в начале десятого класса. Малая редколлегия журнала «Парус», носатый мальчик с длинными, как на египетских фресках, глазами. Он подошёл и спросил :
— Ты где живёшь? Я к тебе в гости приеду.
И правда — приехал. С пластинками и пакетом книг. Сидел почти до двенадцати, мы всё не могли наговориться. Потом ушёл, пешком, и я даже не волновалась — как он доберётся с моей окраины города на его окраину. Нам было шестнадцать и мы оба были уверены, что с нами никогда ничего не случится и мы будем жить вечно — а как же ещё?!
До него я ни с кем ТАК не дружила. Мой первый Солженицын, первый самиздатовский Бродский, мой первый Питер, первая прогулка всю ночь до утра, первые песни под гитару, первый глоток пива… Мы никогда не были влюблены друг в друга и это было прекрасно. Можно было говорить обо всем, в том числе и о тех, в кого мы оба были тогда влюблены. Можно было, обнявшись, греться друг о друга в ледяной электричке, в которой мы добирались до Петрозаводска — наша первая общая журналистская командировка, всё как у взрослых.
А потом мы и правда стали взрослыми.
Никто не умел ТАК дарить подарки. Безо всякого повода, внезапно — и самые нужные. Он любил играть в Деда Мороза, был период, когда у него появилась такая возможность и он радостно ею пользовался.
Когда моему сыну исполнилось три года, Андрей привёз видеомагнитофон и две огромных коробки детских мультфильмов.
— Короче, родители, — сказал он, выгружая коробки, — это вам. Свободное время.
Я пыталась пробормотать,что это слишком дорогой подарок, но спорить с Андреем было бесполезно. Никто ведь не спорит с Дедом Морозом!
Девятнадцать лет назад он попал в аварию. Разбился и выжил. Заново учился дышать, говорить, жить. А вот научиться ходить так и не вышло.
Даже там, в больнице, куда я приезжала к нему по четвергам, он всегда спрашивал о моих детях: «Ну, как там твои лохматки?» Ему всё было интересно!
Не имея возможности самостоятельно двигаться, он всё равно продолжал путешествовать, теперь — во времени.
Находил и восстанавливал старую кинохронику, нырял из своей квартиры на первом этаже в шестидесятые годы, удирал в КСП-шные палатки на берегу реки, гулял по чёрно-белым улицам Минска…
Он по-прежнему был Дед Мороз и он дарил то, что у него было сейчас — вот эти старые кадры, любимую музыку, старые письма и смешные фотографии, которые он сохранил.
Он ничего не забывал, ничего не терял, никогда не обижался, если я говорила, что вот сейчас ещё немного я разгребу с работой и вот тогда… Когда?
Некто, какая же я дура.
Надо было не откладывать.
Надо было бросить всё, сесть на двадцатый троллейбус, пройти через двор к твоей пятиэтажке, набрать код — цифр я не помню, помню как складывать пальцы — толкнуть дверь, которая почти никогда не запиралась, достать из рюкзака банку твоих любимых оливок….
Некто, я опоздала.
Некто, прости.