Секретничаем с Нюхой перед отъездом. Родители, говорит, я всегда останусь для них пятилетней. Улыбаюсь.
– Знаешь, для меня тоже. В 88-м тебе было 5? Подходишь и спрашиваешь: “Ты у нас долго пробудешь?”
– А что такое? С неделю где-то.
-Уезжай. Я не хочу, чтобы ты тут был.
Мда. Спросил у Романны – чем мог напугать, ведь бородой или щетиной в этом доме детей не удивишь? Зря спросил. Через минут десять медленными шажками, через силу, подходишь ко мне, глаза не поднимаешь: “Извини, оставайся. Я не должна была так говорить”. Явно влетело от мамы. Рыжий, вздорный, себе на уме – “изрядно пощипанный, но непобеждённый!”
– Этого не могло быть, я не помню.
– Но такой ты для меня и останешься. А помнишь меня с какого времени?
– Когда вы с Машкой ныряли.
– С которой из?
– (privat).
– А, так тебе уже 8 было.
***
Мне 17 лет. Экзамены, дождь, настроение дрянь. Год назад я влюбился. Два месяца, которые сделали меня – мной. (По сию пору отмечаю 18 июня как второй день рождения).
Листаю “Сонатину для зелёного кузнечика”, пропеваю про себя любимые песни. “Облетают грачи”, “Начать бы все заново”, “И будет снег лететь в окно”… Вот это и называется, про себя. “Уйдут, отмаясь в стороне, осиротевшие печали. Как их почти не замечали, так вряд ли вспомнят обо мне.” Друзей не выбирают, а угадывают, – на этих строчках, как мне кажется, я Володю угадал. И знакомы уже были, и песню, казалось, знал – “В один прекрасный день. Людмиле Горожаниной”, а сложилось только теперь.
Всё бросить и уехать. Полтора дня, денег нет – только автостоп, куда, где я ещё не был? Всплывают волшебные слова “музей Чюрлёниса, Каунас”; “Сонатину”, пакет сушек – на трассу.
Пока границу окончательно не закрыли, я потом – как высшую милость, как личное откровение – много лет дарил эту страну и этот музей.
***
Странное лето в Тюменском. Вагончик переполнен гостями – и желанными, и странными. Е.Л. (инициалы из посвящения “Начать бы всё заново”, да и не только) моет посуду, протягивает цветастую тарелку – видел? Ну что я там мог не видеть – каждый день под овощами или хлебом… А-аа! Ну куда… Где мои глаза.. Ручная роспись, автограф художника -“Л. Горожанина”.
Открывается калитка – явление МАЧО, герой-любовник с шейным платком (таким и запомнится). И – ошалевший вскрик Романны: “Громов!” Так вот ты какой, а я уже три года не могу переболеть твоей песней.
Этой зимой случилось признаться в застарелой любви.
– Саша, ты только не смейся, хоть и на уровне анекдота. Единственный человек из окружения Бергов, перед которым я комплексую – ты.
– ?????
– Ну, не комплексую – испытываю пиетет.
– С чего это? (а интонация учаастливая – с дуба упал?) – После “Макондо”.
– Да сам не знаю, как получилось. Выносил мусор, вот так же курил на лестнице, ну… и написалось.
Так я и поверил.